#записки ковровского прокурора
Отныне и еженедельно БОРЩ будет публиковать занимательнейшие воспоминания Василия Шаронова. В 90-е годы Василий Фёдорович возглавлял прокуратуру Коврова. Воспоминания сотрудника правоохранительной структуры хороши по нескольким причинам: они рассказывают о захватывающих событиях, написаны отличным слогом и прекрасно разнообразят наш досуг в вынужденной самоизоляции. Да и поучительности им не занимать. Предваряет #записки_ковровского_прокурора интервью с их автором, которое журналист журнала БОРЩ назвал “Слуга народа с человеческим лицом”. И это тоже – головокружительная история.
Василий Шаронов пользуется беспроводной гарнитурой для мобильника, а на личной странице в Фейсбуке публикует мемуары. Но при этом – категорически не модный человек: нынче в тренде государство критиковать, а Шаронов – адепт государственности. Уроженец ныне исчезнувшего села в Саратовской области, выбор будущей профессии он сделал еще до школы. Как-то зимой в гости к родителям зашел местный участковый, когда-то посадивший их родственника по «самогонной» статье. Не отказался поужинать, для аппетита хлопнув рюмку принесенной с собой табуретовки. Заметив сидящего на печке мальчонку, расплылся в улыбке: «Здорово, друг!». «Никакой ты мне не друг, – отбрил пацаненок. – Ты моего дядьку за самогонку в тюрьму отправил, а сам сидишь, да пьешь ее». Васе тогда от матери попало. А Вася решил, что станет прокурором. Правильным. После десятилетки поработал слесарем на заводе, а отслужив в армии, поступил в юридический институт им. Д.И. Курского. В 1977 году прибыл на должность стажера в прокуратуру Гусь-Хрустального. Через десять лет стал прокурором Коврова. Время ему досталось, как принято говорить, лихое – девяностые прошлого века. С криминальными разборками, буйно цветшей коррупцией и «просто» разбоями-грабежами на фоне всеобщего обнищания. Ему даже выпала «честь» лично противостоять бунту заключенных в Пакино. Переговорщик в погонах, справившись с задачей, пережил инфаркт, но и с таким «контраргументом» быть слугой закону не перестал, заслужив народное звание прокурора с человеческим лицом. Сегодня Шаронов, разменявший восьмой десяток, – один из самых уважаемых ковровских адвокатов.
– Вы помните, как ваши педагоги напутствовали вас к будущей профессии?
– Преподаватели привили базовую ценность: относиться с величайшим уважением к государству. При любой формации – хоть феодализм на дворе, хоть коммунизм. Потому что человек – существо, подлежащее внешнему управлению, и как бы мы ни ныли, что государство гребет с нас налоги, ставит знаки на дорогах и всячески по-иному загоняет в рамки, без них жить нам будет некуда. Но при этом нам говорили: «Старайтесь всю жизнь понимать каждого». Помню, как-то одна студентка обвенчалась. Поднялся шум по комсомольской линии: вызвали ее на собрание, ругают-позорят. И тут встает заведующий кафедрой уголовного права Иосиф Соломонович Ной и говорит: «Вы что делаете?! Ну и пусть верует. Почему нельзя и верить, и быть комсомолкой?». Его, конечно, наказали – понизили в должности. Но то был для нас хороший урок.
– Думаю, что на выходе из вуза у вас было весьма идеализированное представление о профессии. Что стало самым сложным в реальной работе?
– Помню, как выехал на «свой» первый труп: человек повесился, вроде бы все очевидно. Но тут же возникла масса сомнений насчет соответствия длины веревки и высоты табурета: а сам ли умерший это сделал? Я всю ночь не спал и вообще еле дождался, пока судмедэксперт по характеру телесных повреждений это определит. Так что главная сложность – выработать хладнокровие. К зрелищу, запаху, самому ужасу произошедшего, ведь каждая смерть (а уж тем более убийство) – это ужасное событие. Конечно, привыкнуть к убийствам невозможно, это людоедом надо быть. Но надо привыкнуть это переносить.
Бывало сложно и потому, что надо наказывать, не взирая на чины, звания, круговую поруку и прочие препятствия. Поступила как-то информация, что один председатель колхоза, мечтая стать героем соцтруда, занимается приписками в отчетности. А человек известный, член бюро обкома партии, депутат райсовета, кавалер ордена Трудового Красного Знамени. Назначают меня посетить колхоз с проверкой. Коллеги сочувствуют: «Он, конечно, пошлет тебя подальше, чем дело и кончится». Ничего, говорю, этот председатель сам ко мне приедет. В отделе статистики узнал, сколько он чего вырастил и куда сдал. И в одном из обозначенных сельпо, райпо и продторгов, где все кивали и бумагами подтверждали, разыскал старушку-лаборантку, которую на время уборочной нанимали проверять качество продукции. Ей прикрывать чужие выкрутасы нужды не было, она и сказала, что из тамошнего колхоза картофеля ни граммчика не видела. Решил запросить на железнодорожной станции данные о том, какие грузы поступали осенью в адрес такого-то колхоза. Выяснилось, что 30 вагонов картошки и 20 моркови-капусты из Курской области… Вот тут-то председатель и прибежал. Правда, не с покаянной речью. А с бранью и криками: «Ты понимаешь, с кем связался?». Я тогда в ответ тоже сильно вспылил. За что до сих пор себя ругаю, потому что в работе ты должен быть смел, жесток, но корректен.
– Были преступники, которых которые вас поразили настолько, что помните до сих пор?
– Однажды расследовал загадочное убийство. В квартире живут женщина, 17-летний сын, дочь, ее муж и их грудной ребенок. Мать уходит на дежурство. В 3 часа ночи юноша с ножом с сердце входит в комнату сестры со словами: «Меня убили» и падает замертво. Выезжаем. Зять, пьяный в драбадан, говорит: «Берите, может, это и я. Ничего не помню. Ножик, правда, не мой». Взяли, допросили – не складывается картинка. Разобрали замок во входной двери (а он, к слову, до того расшлепанный, что ногтем открыть можно), а внутри – фрагмент заточенной школьной пластиковой линейки. Вот по школам с фотографией ножичка (отпечатков на нем не было) мы и пошли. И в одной нашли его хозяйку, у которой есть 16-летняя сестра. В общем, там была любовь, измена и месть: оскорбленная Джульетта вскрыла ночью замок в квартире Ромео и убила его спящим. Вот она меня потрясла. Вызвал я ее к себе как раз в день похорон. «Вы только к полудню меня отпустите, будьте добры, – говорит. – Я венок купила, хочу успеть на вынос»… 8 лет колонии ей дали. Все отсидела.
– Бывали случаи, когда люди, освободившись, приходили выяснять отношения?
– Нет. Я всегда поступал по закону: лишнего не «пришью», а причитающегося не убавлю. А так, конечно, встречаемся. Не так давно подхожу к кафе, навстречу – один из местных лидеров преступного мира: «О-о-о, кого я вижу! Здравствуйте, товарищ прокурор!». Друзья его напряглись. А тот: «Споко-о-ойно, он из меня человека сделал». В общем, как в том мультфильме: «Ну, ты это, заходи, если что».
– Вопрос риторический, но, может, вы-то как раз знаете на него ответ: почему мы склонны скорее обойти закон, чем следовать ему?
– Движут надежда на «Авось, пронесет» и мотив: «А я что, хуже?». Все превышают скорость, и я превышу. Это с кем-то беда случилась из-за этого, а со мной-то разве может такое быть?
– А что нужно сделать государству, чтобы уважать и его, и законы стало модным?
– У меня сохранились справочник районного прокурора и справочник районного судьи. Это книги толщиной не более десяти сантиметров, и в них заключены все законы СССР. Если напечатаем все современные законы и постановление, это будут колонны грузовиков. Обилие законов сводит на нет уважение к ним. Есть формула: незнание закона не освобождает от ответственности. Так вот при том многозаконии, которое мы имеем, применять ее – издевательство.
С теплом отношусь к советскому времени, когда закону учили: прокуроры, милиционеры, судьи регулярно проводили разъяснительную работу в трудовых коллективах. А сегодня слесарь, который спер новую трубу себе на дачу, и не в курсе, что если из ржавой вырвался кипяток, и погибли люди, то он может сесть на 10 лет по статье «Оказание некачественной коммунальной услуги». Да еще и мастера привлекут. Чтобы законодательство уважали и соблюдали, оно должно быть минимизировано, упрощено и доступно, а не «Ищите, все есть на сайтах».
Второе – люди должны участвовать в самоуправлении. Вот были же в Советском Союзе товарищеские суды. Да, иногда это смешно, но схема-то работала. Проверял как-то такой суд в Гусь-Хрустальном районе – шедевр! «Так как все врут, постановляется всех оштрафовать на пять рублей», – читаю в протоколе заседания по факту массовой драки в сельском клубе. «А Пивикова за то, что он больше всех врет, приговорить к высшей мере наказания», – тут я похолодел, думаю: «Батюшки, расстреляли что ли?!». Переворачиваю страницу, а там продолжение: «Оштрафовать его на двадцать пять рублей. И деньги принести щас же!». И попробуй не выполнить – постигнет тебя гнев и презрение трудящегося коллектива всего колхоза. Никто не ушел в тюрьму, но все наказаны, и выбитые стекла вставили, и каждый тракторист, вынув из кармана пятерку, подумал: «Да елки-палки, а стоит ли драться за такие деньги?».
А третье – ходили бы чиновники почаще в народ. Зачем деньги разбрасывать на перроне? Лучше пусть сядут на берегу бульдозерист, завскладом и депутат и поговорят за жизнь на тему: «Какого ж хрена ты проголосовал за повышение пенсионного возраста?». Я не государственный деятель, а простой чиновник в прошлом и адвокат в настоящем. И убежден, что каждый должен сознательно и добросовестно, руководствуясь законом, выполнять свое дело.
– Это, конечно, больше прокурорская позиция. А каких изменений вам бы хотелось как адвокату?
– Чтобы перестал быть декларативным институт помилования. Я ходил на комиссию по вопросам помилования во Владимире: все ходатайства отклоняются, считается, что наши суды непогрешимы. Так и хочется спросить словами классика: а как же насчет «И милость к павшим призывал»?
– Полагаю, ответ на вопрос про смертную казнь очевиден: вы против?
– Я за. Но при условии, что вопрос о ней будут решать суды присяжных. И только за тяжкие и особо тяжкие убийства, преступления против несовершеннолетних и их прав. А еще в отношении крупных торговцев наркотиками. Но у нас на скамью подсудимых попадают не они, а глупые мальчишки, сажающие сами себя в тюрьму. Кстати, совсем скоро будет рассматриваться дело в отношении семи ковровских пацанов – наркоманов, занимавшихся еще и распространением. Я защищаю одного из них, круглого сироту.
– Можете рассказать свежую историю, когда удалось переупрямить систему?
– Мужчина с друзьями уехал за 300 км от Коврова на рыбалку и не вернулся. Мать и жена ринулись туда – оказалось, что он в полиции. Причина: «этот бандит, будучи пьяным, напал с ножом на подростков в районном клубе, в итоге двое с проникающими ранениями доставлены в больницу». Меня попросил помочь работодатель подозреваемого: «Нутром чую, там что-то не так». Приезжаю. Он – в камере, голова разбита, лицо – сплошной синяк, сломаны ребра. Следователь тем не менее заявляет об аресте. Прокурор добавляет, что будет просить восемь лет, а посадят, учитывая первую «ходку», скорее всего, на шесть. Зря вы, говорю, не надо его арестовывать – если он умрет в камере, я это безнаказанным не оставлю. Добился независимого медобследования, которое показало тяжкие телесные повреждения и необходимость стационарного лечения. А пока оно шло, я съездил в тот клуб… И нашел семь свидетельниц, которые потом в суде дали показания, что полтора десятка молодых парней едва не забили до смерти чужака, искавшего свою машину, на которой куда-то уехал товарищ по рыбалке. Ну, как это бывает: поудили, поймали, сварили, выпили, один уснул, второй за добавкой рванул. Да, говорят, чиркнул обвиняемый двоих. Но первый его поленом ударил, а второй сам с ножом был. А в материалах дела этого, замечу, не было – потерпевшие, как выяснилось, были из местной золотой молодежи. В общем, суд моему подзащитному вынес оправдательный приговор, так как была у него необходимая оборона. Прокурор в ярости впал, подавал протест в областной суд. Но и тот постановил: «Оправдать».
– Как вы теперь сами наставляете в профессии своих молодых коллег, если те обращаются за советом?
– Быть человеком. Знать и соблюдать закон, каким бы нелепым он ни казался. И не жадничать, но не стесняться брать деньги за работу, если вы с тщанием и совестью ее делаете.
♦ ♦ ♦ ♦
А теперь первая история из серии #записки_ковровского_прокурора. Учитывая объёмное “предисловие”, публикуется в сокращении.
В одну из морозных декабрьских ночей 1989 года я был разбужен трезвоном телефона. Сообщили об убийстве мужчины буквально в двухстах метрах от моего дома. Стараясь не разбудить детей и супругу, стал собираться. Достал пистолет, несколько обойм с патронами… И вдруг меня осенило: накануне слышал пьяные вопли в одном из соседних домов – видимо, там шла широка криминальная гульба. «Там-то все и началось», – подумал и надел старую куртку, поношенную шапку-ушанку и древние валенки, в которых утрамбовывал снег вокруг яблонь в саду…
…Убитый лежал на спине с раскинутыми руками. На запястьях – синева татуировок. Живот и грудная клетка жестоко взрезаны. Рядом – ни души. Женщина, позвонившая в милиция, разумеется убежала, опасаясь за свою жизнь. Вдруг хлопнула дверь подъезда и ко мне вкрадчиво, как-то по-обезьяньи стала приближаться сутулая коренастая фигура.
– Ты че, очкарик, твою так, тут делаешь? А ну вали отсюда.
– Да вот смотрю, человек лежит, может, скорую вызвать?
Рот сутулого скривился в страшных ругательствах, а из кармана выпорхнула рука с огромной финкой. За секунду до его прыжка я выхватил «ТТ» и выстрелил вверх.
– Нож на снег, руки за голову!
– Не понял…
– Ложись в снег, лицом вниз!
– Ты че, начальник, мы не в Ташкенте! Вот попаду в больничку, жалобу напишу, падла ты очкастая.
Из-за угла дома вынырнула милицейская «буханка». Прибывшая опергруппа с трудом меня узнала.
– Василий Федорович, что за маскарад?
– Да так… у вас это называется «оперативное внедрение».
– Ну, хитрый ты, начальник, – рассмеялся Толик (так представился убийца). – А я смотрю, что там за ермолай в валенках тальянку ломает. Щас, думаю, вскрою этого оленя очкастого, как Санька. А олень-то мой дуру достал, да муху пустил!
Просмотров статьи: 1 509
