Исповедь комедианта. Почему топ-ведущий Коврова запретил дочерям свадебный банкет

Человек-праздник. Балагур. Затейник. Костюм с отливом и улыбка от уха до уха. Вечный прищур и за словом не надо лезть в карман. Полководец массовых гуляний и брачных церемоний. Найдите хотя бы одного человека в Коврове, кого он хотя бы раз «не задрал своими конкурсами». Пассионарий с микрофоном в руке, впитывающий из жизни вдвое больше энергии, чем среднестатистический индивид, и излучающий ее направо-налево. Евгений Морозов рассказал БОРЩу о том, каким термином назвать то, что делает, и о том, почему дочерям он запретил свадебный банкет.   

– Ты думал, что когда-то придется уйти на творческую пенсию?

– В нашей профессии это просто понять. Первое – невостребованность.  Второе – перестаешь получать творческий оргазм. Так что я не промахнусь с моментом сказать «Стоп». А сейчас я кайфую. Всегда. И меня хотят.  

– Банкет в ресторане – это традиционно. А была в практике новаторская локация?

– Клиенты делятся надвое. Одни приходят и говорят: «Мы так любим, что жить не можем друг без друга, но у нас немного денег, а хочется, чтобы свадьба стала событием». У вторых первая фраза: «Нам надо чем-то удивить гостей». Вот и тут надо было удивить. Придумали: переоборудовали баржу в плавучий ресторан, и должны были 5 часов идти по реке и удивлять: здесь на берегу – одно действо, там – другое. Вложили таки деньжищи, таки деньжищи…  Девяносто человек народу, все селебрити, дорого-богато, платья со стразами в пол… И сразу после «Отдать швартовы!» начинается шторм. И все девяносто селебрити все 5 часов – согнувшись у бортика, клянусь!

– А ты видишь в том, как проходит торжество, какой-то знак?

– Я вижу все на первой встрече: вот эти год проживут, вот эти, может быть, побольше. Не знаю, по каким признакам. Просто вижу. Ну и практика, конечно: когда она пришла ко мне за 9 дней до свадьбы, а он даже не пошел…

– Льстит самолюбию, что идут именно к тебе или на тебя?

– Конечно, приятно. И не только как комплимент. Вижу пару теплых глаз в зале – слава богу, есть «якоря». Если одного взял, и он пошел, то и за ним другие потянутся. Поэтому так важно не промахнуться с первым.

– А промахивался?

Вот тебе случай. Веду свадьбу, подхожу к отцу невесты: «Уважаемый Иван Иваныч, через три минутки будет красивая традиция – танец отца и дочери. Готовьтесь». Ответ: «Я чё, идиот что ли?! Я еще трезвый». Твою ж мать… Вот я очень строгий папа, категорически, с перегибами, и это может и неправильно, но я по пять раз за ночь хожу к дочкам (у нас их две – Елизавета и Василиса) укутываю, обнимаю, сижу рядом. А если уехал на день из дома, а они меня не поцеловали – у меня трагедия, мне физически плохо. Ребенок – это же кусок тебя самого… Я на свадьбах в момент танца невесты и ее отца ухожу в темный угол и реву вовнутрь. Не, я не смогу. Я своим сказал – никаких свадеб, лучше летите куда-то отдохнуть.

– Нелогичное для тебя заявление. Ты сейчас точно кого-то из потенциальных клиентов потеряешь – ведь кто-то наверняка прислушается.

– А я у молодоженов всегда спрашиваю, зачем вам это надо? Зачем?! За сутки в унитаз спустить 300 тысяч рублей. Да вы на сотку вдвоем дней на десять будете королями в любой стране мира. И с белым платьем, и классными фотками. А если потратите 170 тысяч, так еще и родителей возьмете, которые ни разу не были в Турции. Но это бизнес всегда будет держаться на тщеславии: как это у Ивановых было, а у нас нет?! Люди автомобили продают, садовые участки, кредиты берут, чтобы не хуже, чем у других. А через полгода разводятся. В такие моменты говорю себе, что это только бизнес. Потому что я должен кормить семью. Потому что мне скажут: «Папа, а куда мы поедем отдыхать в этом году? А давай в Турцию, чтобы с аквапарком и вкусно-вкусно».

– Ну да, ты же – нормальный человек, и тоже имеешь право на отель на первой береговой линии.

– Нормальный? Ха-ха. Вот что везут с отдыха? Магнитики, алкоголь из дьюти-фри и всякую другую фигню. А я везу ткани на костюмы и лаковые ботинки. Помню, в Тунисе отдыхали, там закрывался отель, и я договорился забрать ненужные акустику и освещение. Клянусь, выкинули одежду из чемоданов и везли провода и светильники. Потому что здесь это стоит офигенных денег.

– Страшно? Конечно, бывает. Помню, на новогоднем корпоративе быканул пьяный офицер. Подошел к охраннику, вынул табельное оружие и приставил к животу. На секунду от смерти человек был.

– Внешний вид для тебя важен?

– Это моя работа, профессия, я должен быть ярким. После того, как на какой-то селебрити-пати попал в один и тот же с гостем костюм, шью их только на заказ. И их много. Ну, точно больше двадцати. Все в отличном состоянии, но ни один меня уже не устраивает.

– А как ты их выбираешь? Под настроение?

– В тон мероприятию. Вот приходят молодожены и говорят у нас свадьба в цвете цвет марсала. Это знаешь, какой? Приглушенный бордовый с коричневым подтоном – во как. И начинаешь голову ломать… Или по скайпу созваниваемся и показываешь все, что есть: подходит он под их марсалу или нет. Или едешь в ресторан и смотришь, какой цвет будет уместен. Вообще я привожу на площадку от 3 до 5 костюмов и мешок бабочек. Мне понравилось, как когда-то рассказывала об Иосифе Кобзоне его жена Нелли: как только он надевал концертный костюм, он уже ни присаживался. Три часа концерт? Значит, три часа на ногах. Потому что, если сядет, будут заломы. Я тоже так не могу. Люди платят деньги, и я должен соответствовать имени. Я артист. Это с детства, привито еще театральным кружком.

– Вот мы и добрались до начала карьеры. Как ты попал в театральный кружок?

– Пошел в школу – и попал. Это сейчас у каждого ребенка индивидуальный набор кружкой, секций и прочего. А в СССР распределяли классами: эти на музыку, эти на гимнастику. Хм, бэшки… Во набрали-то, прям оторви и выброси. Чего с ними делать-то? А давайте их в театр, этих клоунов! И 31 человек идет в театральный кружок ДК «Современник» к Галине Дмитриевне Зетковой. Остался в итоге один.

– Веришь в счастливую случайность?

Я верю в карму и судьбу – я же сейчас могу откатить назад и оценить все повороты, к чему меня она вела. Я простой рабоче-крестьянский парень из Черемушек, где пьянство было обыденностью. Родители меня не понимали: все пошли в бокс, а этот придурок – в клоуны. Они ни разу не были на моих спектаклях. Но я дрался, если мне говорили: «Ты – никто». Был случай, когда в драке меня ударили топором… Слава богу не острием, а обухом. Рассекли лицо. А репетицию все равно не пропустил. Потому что режиссер всегда говорила: артист не имеет права не прийти, кроме случая, когда помер. «Современник» – это мой дом. Только благодаря ему я жив и тот, кто есть.

– Однако же профессиональным актером ты не стал.

– Я поступил во владимирское училище культуры, потом ушел в армию, а когда вернулся – развалился Советский Союз и наступили лихие девяностые. И я попал в это «купи-продай», когда вложил рубль, а получил сто. У меня срыв башки был от этих баснословных денег. Я торговал шмотками и стройматериалами, держал точки на Первомайском и Федоровском рынках, брал у завода в аренду магазин и сдавал в субаренду. И все хорошо, и денег море, и глупый… Но в какой-то момент понял, что не получаю от этого удовольствия. Как человек, который всю жизнь ходит на завод, а рожден Николаем Басковым. В общем, в одночасье все закрыл, раздал и распродал. И остался со «сценической пылью». Слава богу, я ее никогда не бросал – вел городские мероприятия. Потом стали приглашать на закрытые вечера у сильных мира сего. Сначала за еду, потом за деньги. Так и пошло.

– Я сам готовлю, даже хлеб пеку. Овощи выращиваем, мы же в частном доме живем. Все в шоке, конечно – ну как же, я же в бабочке и «Добрый вечер, друзья мои!», а тут приезжают, а я в валенках и тулупе разгребаю снег. Но у нас такая профессия, мы общественные люди. И выгружаться от этого хочется тишиной и уединением.

– Твоя жена – твой неизменный звукорежиссер. Как вы познакомились с Машей?

– Я считал, что мне не нужна женщина рядом со мной с кольцом на пальце. Ну как же, я востребован, красив, молод, так что я – только «мстить». А в июне 2006 года говорю: «Дорогие друзья, с огромным удовольствием предоставляю слово родной сестре жениха…» Ищу глазами в зале. И встает Она… Заканчивается свадьба, официантки столы развозят по кафелю, темнота. Я вижу, как она садится в такси. Бегу за ней: «Пожалуйста, всего один танец!» Она: «Чтобы не выглядеть вульгарной, только куплет и припев». Клянусь, ничего не заказывал, но диждей включает песню Агутина «Я буду всегда с тобой». Понимаю, что у меня всего минута, и говорю: «Знаете, Мария, ровно через год вы станете моей женой». 7 июля 2007 года в ЗАГСе Суздаля она сказала мне: «Да».

– Как в кино…

– Если бы! Родители обо мне навели справки, и им сказали: «Берите паспорта и увозите дочь!». Такая о нас, артистах, тогда слава была. Которую мы, конечно, сами себе зарабатывали. Пришел через неделю, а мама сидит в саду и молча смотрит. А я же понимаю, что надо строить диалог, как-то шутить, ну я ж ведущий, в конце концов. Говорю: «Какая красивая у вас дочь». В ответ: «Знаю». Я снова: «А дети-то какие красивые будут». В ответ: «Будут. Но не от тебя». Все, точка! Катись колбаской по Малой Спасской, братан… Так что никакого «кино» – мне пришлось и Машу, и родителей разубеждать: да, у всех были какие-то жизненные «петляния», но у каждого наконец наступает момент, когда хочется остановиться.

– Вы – напарники. Какие именно? Бэтмен и Робин, Холмс и Ватсон? Робинзон и Пятница?

– Вот честно, если про себя, то первое, что пришло, – Карабас Барабас. Я в работе – он в самых жесточайших проявлениях. Меня ненавидят в ресторанах – я же приезжаю и начинаю столы двигать, потому что можно ввалить в праздник миллион и из-за одной запятой все испортить. И в коллективе тоже – жесточайшая диктатура. Я с драками выгонял людей, которых портил алкоголь и нетрезвые связи. А Маша… Она умная, в нашем институте на стрелково-пушечном вооружении отучилась с красным дипломом и по распределению должна была ехать в Муром на вагоноремонтный завод. А у меня как раз очередная нестыковка с звукорежем. Прямо на банкете – человек встает и уходит. А надо работать. Говорю жене (она помогала мне с костюмами): «Маша, садись!» Сначала было робкое «тык-тык», а теперь мне даже голову поворачивать не надо, как она меня понимает. Поэтому наш тандем – это Дон Кихот и Санчо Панса. Да. Но при этом я все равно Карабас.

– Что труднее – камерная вечеринка или фестиваль в парке?

– Когда в зале семьдесят человек, по-любому тридцать на танцполе есть. А вот когда свадьба на 12 человек, из которых трое дети… А национальные мероприятия! Как-то ко мне пришли киргизы. Кириги-и-и-зы! Брат невесты понимает и говорит по-русски, невеста понимает, но плохо говорит, а жених вообще не в теме. Зачем, как? У меня ж другой менталитет… Нет, парируют, у нас будет и свое, национальное, и светский ведущий. Я с переводчиком работал, представляете?! Я со своей энергетикой, со своим «э-ге-гей, камон эврибади ту ве бьютифул лайф»! Не знаю, как он там что успевал. Так еще мужчины и женщины у них гуляют в разных залах. И по Корану категорически запрещен алкоголь и все эти «А давайте поднимем бокалы!».

– А что ты думаешь по поводу алкоголя? Он помогает или мешает в работе?

– Те, чья задача – быстрее споить, погромче музыку и побольше зашкварных конкурсов, – ремесленники. Моя задача – чтобы человек запомнил, что происходило. Помню, на одной свадьбе отработали, таскаем аппаратуру, а на крыльце два мужика стоят, курят. Слышу за спиной: «Вот сволочь, всю свадьбу нам испортил». Ё-ё-ё-шкин кот… Давайте разберемся, говорю, мне в плане саморазвития надо. После чего следует легендарная фраза: «Ты нам напиться не дал! Я сто раз был на свадьбах и ни разу не доживал до конца».

– Обидно, когда человек старается, переживает, не зовет на юбилей кого-то из родных, а приглашает «нужных» людей. А они пришли, посидели 40 минут, кинули в него конверт и ушли. И две трети зала нет. Нужно что-то невероятное сделать, чтобы именинник от тоски чашками пить не стал.

– Почему за рубежом нет традиции «тамадить», как ты думаешь? Там ведущий – это скорее распорядитель, отвечающий за структуру и процессы, а у нас нужны конкурсы.

– Нашим людям нужно выпускать пар. Мы же никак не отучимся жить как в «Служебном романе»: вся скукожилась, как старый башмак, и пошла сваи заколачивать. У меня был случай – пришла жена именинника. Говорит, у нас что-то вообще не клеится ни фига, к разводу дело идет. Вот хочу сделать ему на день рождения сюрприз. Как говорится, либо пан, либо пропал. Собрали в кафе друзей, она его как-то заманила. Все кричат: «Поздравляем!», а он на чистом греческом вопрошает: «Вы че, б.я? О..ели все здесь что ли?» Какая программа, какие конкурсы? Он только из-под самосвала вылез… А у тебя на все про все – 4 часа. Потихоньку, шаг вперед, два назад с пробуксовкой начинаешь работать. И самый кайф, когда в финале этот водитель БелАЗа обнимает жену и ревет. Потому что выдрал ты у него эту пробку. Мы же не рождаемся быдлом, нас обстоятельства делают такими. Вот ты едешь в иномарке за миллион, а рядом – девушка на малолитражке. И ты думаешь: «Слышь, куда прешь-то?» А господь на следующем перекрестке посылает тебе на джипяре лямов за шесть чувака, который смотрит на тебя с выражением: «Вот чмо, блин». Так вот надо за 4 часа переубедить человека, что он не чмо. И не при помощи алкоголя.

– А как правильно назвать твою профессию? Ведущий, тамада, конферансье?

– Я на это расскажу историю из детства. Когда мне было девять, я выиграл какой-то творческий конкурс и был награжден – спасибо Советскому Союзу! – бесплатной многодневной поездкой в Ленинград. Из всего тура помню только две вещи: что город был влажный и неуютный и как на вокзале меня за руку схватила цыганка. Посмотрела на ладонь и говорит: «Ты рожден для того, чтобы орошать душевные пустыни». Поэтому иногда приезжаешь домой и час просто сидишь и молчишь. Выдыхаешь от того, что получилось. Что приблизил человека на шаг к его естеству, что расколупал его огромные, как у динозавров, бронещиты. Слава богу, пока получается.

– Мне говорят, ну сделайте нам что-нибудь на свой вкус? Да вы себе представить не можете, что такое праздник на мой вкус. Это я, жена и две дочери. И тишина.

 (фото: Юлиан Абрамов)