Евгения Соловьёва: “У адвоката, как в искусстве, главное – не гонорар, а произведение, которое получится”  

31 мая – профессиональный праздник российских адвокатов. В представлении многих, адвокат – это джентльмен преклонных лет с гривой волос, в белой рубашке и с бабочкой. Вот он встаёт и театрально так: «Мой подзащитный, словно блуждающая звезда…», а в конце: «Если он невиновен, Господь даст о том знамение!» И обязательно звонят колокола, невинный освобождЁн, настоящие злодеи разоблачены, адвокату – почёт и заметка в газете… «Киношные суды сильно отличаются от реальных дел», – утверждает Евгения Соловьева, адвокат, юрист с 20-летним стажем, мама двоих детей и красивая женщина.

– В детстве вы зачитывались детективами и мечтали о профессии адвоката?

– Я хотела стать воспитателем детского сада, но мечта развеялась в 1997 году в выпускном классе. Фактически решила стать юристом не я, а мама: услышав мою версию о выборе будущей профессии, она в ультимативной форме сказала: «Либо ты – юрист, либо зубной врач, выбирай». Медицина – это точно не моё, поэтому пошла в Владимирский юридический институт Министерства юстиции РФ (это бывшая школа милиции). И я благодарна маме: люблю свою работу за то, что имея знания, могу оказывать квалифицированную помощь людям.

– В школе милиции делали девушкам поблажки?

– Почти нет. Все четыре курса занимались строевой подготовкой, маршировали на плацу, упражнялись в самбо. Приёмы помню, но не применяю. И очень хорошо, что не на ком отрабатывать (смеётся).

После обучения, в 21 год, стала следователем по тяжким делам (это грабежи, разбои, тяжкие телесные повреждения, групповые преступления). Нелегко было и морально, и физически: не было нормального оснащения, приходилось искать своих подследственных по колониям, вдобавок – еженедельные круглосуточные дежурства. А дома – маленький ребёнок. Сейчас очевидных дел стало меньше, в основном, интернет-мошенничества, и оснащЁнность служб улучшилась. Через 5 лет в звании капитана ушла в мировой суд, а потом стала адвокатом.

– У адвоката часто интересуются его специализацией.

– Кто-то работает с уголовной категорией дел, кто-то – с гражданской: одни специализируются в семейном праве, другие – в наследственном, третьи – в налоговом. Я работаю с гражданскими делами, но приходится касаться и уголовных, хотя, признаюсь, поездки по тюрьмам и изоляторам малопривлекательны. Не могу сказать, что боюсь. Может быть, было страшно в первый раз, когда была следователем, а после работы в милиции и полиции, наверное, уже ничего не пугает. Когда постоянно выезжаешь на ДТП со смертельным исходом или на тяжкие преступления с поножовщиной, привыкаешь… Стараюсь не принимать близко к сердцу. В противном случае легко оказаться в психиатрической больнице.

 – Ковровчане любят судиться?

– Некоторые очень: по незначительному поводу или из-за ничтожной суммы. Наверное, насмотревшись ТВ-судов, люди думают, что за 30 минут дело будет решено, и судья, эффектно стукнув молотком, вынесет нужное им решение. Но киношные процессы – это постановка и не больше. Из-за этого многие граждане недоумевают, почему в жизни судебные заседания проводятся многократно, дела слушаются длительное время, а иногда и откладываются, свидетели вызываются несколько раз, а доказательства рассматриваются снова и снова. Участникам процесса такая «затянутость» (а некоторые дела слушаются от 6 месяцев до года) не нравится. Поэтому иногда советую: чтобы не раздражаться и не нервничать, лучше сидите дома, адвокат представит защиту и принесёт уже готовое решение. Но есть и такие клиенты, которые, наоборот, хотят эмоций, и специально посещают судебные заседания.

 – Словом, скучать некогда.

– Да, иногда у меня бывает по 4 судебных заседания в день, от уголовных дел перехожу к гражданским и наоборот, а потом консультирую. В основном, ко мне обращаются по жилищно- коммунальным вопросам, семейным делам, веду наследственные споры, где оспаривают сделки и завещания, «наверстывают» пропущенные сроки вступления в наследство. Много обращений с просьбой оспорить решения органов власти и судебных приставов. Немало дел, рассмотренных в одностороннем порядке, когда суд выносит судебный приказ, на основании которого взыскиваются денежные средства или ответчика обязывают произвести какие-либо действия. В этом случае требуется отменить решение суда для более подробного разбирательства. Сопровождаю бракоразводные процессы, споры по определению прав и места жительства ребёнка (папы и мамы, бабушки и дедушки приходят за советом), часто приходится «делить» имущество.

– Вы выбираете или вас выбирают?

– По- всякому бывает. Иногда слышу: «Ой, вы такая молоденькая, а мы думали… А вы сможете?» Я считаю, что неважно, сколько лет защитнику, главное – опыт работы и багаж знаний. Мне изначально было проще работать, учитывая следовательский стаж и опыт работы в суде.

– Есть ли понятие «успешный адвокат»?

– Можно браться только за «положительные» дела, и о тебе будет слава, что все твои дела – только выигрышные. Но я думаю, что главное в нашей работе – честность, а не количество успешных дел. Поэтому берусь за любые дела, но объясняю своим доверителям все плюсы и минусы, говорю прямо и открыто, когда вообще нет никаких шансов. Несмотря на неблагоприятные прогнозы некоторые мои подзащитные решают идти до конца, и в результате работы бывает, что решение выносится в нашу пользу. Работа адвоката – это не везение, это труд, когда нужно собрать максимальное количество доказательств и грамотно представить их суду. К любому судебному слушанию, будь оно публичное или закрытое, нельзя подходить без скрупулёзной подготовки.

– Работа адвоката – искусство?

– Пожалуй, соглашусь. Мы, как в мини-театре – каждый играем свою роль. Суды не могут ограничивать стороны в даче пояснений, поэтому всякое бывает. Иногда стороны настолько негативно относятся друг к другу, что кричат, жестикулируют, угрожают, ругаются. Некоторые адвокаты и юристы играют на публику, на своего доверителя, используя высокие эмоции и трагические реплики. Были случаи, когда оппонент, не обладая квалифицированными познаниями и не имея существенных доводов, отпускал в мой адрес оскорбления. Но даже в таких случаях я не позволяла повысить голос. Думаю, что у адвоката должны быть железное самообладание. Я научилась этому в органах внутренних дел. В суде, как правило, невысоко ценят «театральные постановки», там главное – как ты выстроишь позицию защиты. Как говорил великий русский адвокат Фёдор Плевако, в работе адвоката, как и в искусстве, главное – не гонорар, а произведение, которое получится.

– Что бы вы поменяли в российском законодательстве?

– Ничего не стала бы менять. Хотя в последнее время очень много предложений перейти на электронное правосудие: документы подаются в электронном виде и суд на основании их принимает решение. Пока не представляю, как это могло бы работать, ведь в каких-то делах нужно выслушать свидетелей, осмотреть вещественные доказательства, изучить оригиналы документов (сейчас совершается немало преступлений по подделке документов). По вайберу, ватсапу или видео-конференц-связи, считаю, невозможно объективно рассмотреть дело по существу. Может быть, электронные обращения и разгрузили бы работу аппарата суда, но как можно провести сам судебный процесс по некоторой категории дел в режиме онлайн пока не представляю. Разве что, рассмотрение дел и материалов безотлагательного характера…

– Какое дело запомнилось?

– Было одно уголовное дело, когда мужчина совершил особо тяжкое преступление, убив ребёнка и супругу. Мне, маме двоих детей, когда знакомилась с материалами дела, хотелось не просто плакать – выть. Но у меня не было такого права, так как я была назначена обязательным государственным защитником подсудимого. Госзащитник – это не для галочки, а полноценная работа по представлению интересов гражданина. Например, перед дачей показаний, требуем встречи наедине, чтобы обсудить предстоящий допрос и поведение во время него, советуем совершить какие-то действия, которые будут признаны судом как смягчающие обстоятельства. Даже если это человек, скажем, не очень хороший, профессиональный защитник обязан качественно выполнять свою работу. Главная задача адвоката­ – помощь подзащитному либо переквалификация его действий в уголовных делах и отстаивание правовой позиции своих доверителей в гражданских делах.

– А если вам расскажут о преступлении, вы должны доложить «куда следует»?

– Нет, у нас есть адвокатская тайна, люди мне доверяют информацию и всё, о чём мы говорим, никуда за пределы кабинета не уйдёт. Доверия к адвокату не может быть без уверенности в сохранении профессиональной тайны. Я не имею права ничего никому рассказывать, но посоветую, как поступить правильно в сложившейся ситуации.

– В какой день вы не работаете никогда?

– В первые десять дней года. Но если исполняю обязанности государственного защитника, то работаю. Или когда нужно срочно приготовить исковые заявления: на некоторые из них уходит по неделе, готовой «болванки» для вписывания имени-фамилии нет.

– Получается, что работа адвоката без выходных и праздников?

– Да, бывает и так. Для консультации иногда приходится выходить и в выходные, а подготовкой документов к судебным процессам занимаюсь или очень рано утром, или очень поздно вечером. Думаю о работе, и когда готовлю обед. А иногда просыпаюсь посреди ночи и начинаю «прокручивать» предстоящее судебное заседание. Но в семье «бываю» (смеётся). 

АДВОКАТ  Евгения Сергеевна СОЛОВЬЕВА 

ул. Абельмана, 25, Ковров

+7 (910) 779-75-18

advokatkovrov.ru

(партнёрский материал)